«После 10 лет разлуки мой отец встретил меня вусмерть пьяным». Рита Дакота рассказала о страшном детстве с отцом-алкоголиком
Душевные травмы Риты Дакоты несколько месяцев назад, казалось, проживает вся страна. Сначала идеальная семейная жизнь, потом измены, предательство и долгий и громкий бракоразводный процесс. Вдобавок 27-летняя певица любит время от времени выпускать песни то о послеродовой депрессии, то о тяжёлом детстве «со шприцами и бутылками», чем ещё больше разрывает сердце тысячам подписчиков. Тем не менее в жизни Дакоты были раны, которые она решила не выставлять напоказ, а именно тяжёлое детство с отцом-алкоголиком в минской пятиэтажке. Сейчас 53-летний Сергей Герасимович практически не общается с дочерью, видя её только на экране телевизора. О том, чем он зарабатывает на жизнь, Рита не знает, но всё же мечтает хоть раз нормально поговорить с отцом. В эксклюзивном интервью Super Дакота впервые рассказала о детстве, алкоголе, наркотиках и разводе.
Расскажи о своём детстве, где ты росла, в какой обстановке?
Есть в Минске район Комаровка, его знают, он такой немножко хулиганский, там футбольные фанаты бегают, рынок… ну представляете, мы жили прямо вот около рынка. Что такое рынок в 90-х? Вот примерно так мы и жили. Здесь — драка, тут — пьянка, там кого-то посадили… примерно такая была обстановка. Это нормально. Наверное, мы, дети 90-х, знаем, что это такое. По факту меня вырастили мама и дедушка. В дедушкиной комнате стояло пианино, он сам играл. Я помню, как с каким-то восторженным ощущением внутри смотрела на него и просила, чтобы меня тоже отдали. Я мечтала быть пианисткой. Мама у меня учительница, она работала воспитательницей в детском саду. Дедушка — бывший военный, он работал сторожем. А папа… Собственно, это отдельная история. Никогда мы не могли на него положиться. Бывало такое, что маме нужно платить за музыкальную школу, а денег у нас не было. Бывало, что папа выносил последние драгоценности из дома, чтобы купить себе бутылку водки. Но моя мама, она чудесный человек, она могла из всего сделать праздник. Она могла из пустого холодильника придумать какую-нибудь пиццу. Даже в полное отсутствие денег мы шли на бесплатный каток, брали у соседей коньки. Я не помню, чтобы я в детстве ощущала вот это безденежье — по факту в котором мы и жили.
Каким был твой отец?
У меня смешанные чувства, потому что в моменты, когда папа был закодирован и мог полгода не пить, это был очень деятельный человек. Он решал много вопросов, он мог пойти на Комаровский рынок, с кем-то поговорить, побрататься, выбить какие-то, я не знаю, места для колбасы. Они возили из близлежащих европейских городов импортные конфеты, их тогда не было, они открывали первые точки с корейской морковкой… Помните, спаржа, кальмары? Когда у него случались трезвые периоды в жизни, я прямо им гордилась. К сожалению, это такие вспышки, редкие исключения из правил. Мой отец был самым большим страхом для меня. Я помню, как поворачивается ключ в двери и я думаю: «Пьяный или не пьяный?» И, как правило, пьяным он был чаще. У него вообще непереносимость препаратов, ему даже зубы лечили без анестезии. Алкоголь, собственно, это тот яд, который на него действовал очень пагубно. Алкоголизм — это в целом бич современного общества, но там была история гораздо более страшная, то есть там была «белка». Агрессия, неадекват, он мог крушить мебель, зайти ко мне в комнату, когда я готовлюсь к экзаменам, взять мою настольную лампу и завязать её в узел. Все эти истории, естественно, оставили на мне отпечаток. Как бы я мудро ни старалась относиться к этому, я понимаю, что это болезнь. Это не выбор человека, никто не выбирает быть деструктивным алкоголиком.
Сколько тебе было, когда отец начал пить? На него повлияло какое-то событие?
Сколько я помню себя, папа пил всегда. Не было такого, что всё хорошо, а потом на праздник он срывается. Возможно, я и песни-то начала писать, чтобы доказать папе, что я хорошая. «Обрати на меня внимание, я талантливая, смотри, я умею что-то» — а ему всегда было всё равно. О никогда меня не хвалил, не помогал.
Что происходило дома, когда отец был пьян?
Я, естественно, заставала какие-то страшные ситуации. Он пребывал в страшнейшем алкогольном опьянении, то есть он был не в сознании, его тело, оно здесь, оно что-то делает, а сам он себя не контролирует. Я могла это понять по глазам, я видела, когда уже «всё». Это не было обыкновенным домашним насилием, когда мужчина бьёт женщину; он не поднимал руку. Когда он был в таком состоянии, а он очень сильный, чемпион Белоруссии по боксу, он мог подвинуть так стол, что моя мама врезалась в стену; совершать резкие движения, которые могли причинить кому-то боль. Это была такая неконтролируемая агрессия. Есть люди, которые напиваются и, как в «Иронии судьбы», становятся смешными, неуклюжими, а у папы было по-другому.
Вы звали на помощь?
Иногда звали соседей. Мы жили в пятиэтажке, где все знали о папиных особенностях. Я сейчас вспоминаю этот дом на Комаровке: там все бухали. Достаточно страшно. Соседи с первого этажа, на втором был скрипач, который тоже пил, скончался при странных обстоятельствах на гастролях. На нашем этаже тоже были два алкоголика. Такой дом зловещий был, там просто все по-страшному пили. Был случай, когда папа сломал нос моему дедушке, который меня вырастил. Он подошёл и сделал ему замечание. Я проснулась и увидела, что у дедушки перемотан нос, я спросила, что случилось, он сказал, что не может мне ответить.
Ты пела про шприцы, то есть были наркотики. Что он употреблял?
В 90-е можно было всё что угодно найти, мне кажется. Разные были наркотики. Я помню, папа с мамой уже разошлись, мы делали ремонт, снимали подвесные потолки в ванной, а оттуда вылетали шприцы и какие-то свёртки. Он выкручивал лампочки и что-то туда прятал.
Как твои родители разводились? Вам это далось тяжело?
В 14 лет я заработала язву желудка на нервной почве, потому что очень тяжело переживала развод родителей. Я лежала в больнице дважды. На месте мамы, наверное, я бы ушла раньше, но не знаю. Мама очень его любила. Были моменты, когда она собирала ему чемоданы, чтобы он ушёл, а он не хотел уходить, были постоянные потасовки, истерики. Я ни разу не видела её в таком состоянии — это, что называется «довели женщину». Она могла его за шкирку по стене поднять, маленькая хрупкая женщина, 158 см ростом. И я помню себя, я была маленькая, но я этот чемодан подняла и скинула с лестницы. Насколько уже мы мечтали об этой свободе. Была ещё большая проблема, что он прописан в этой квартире и по закону имел на неё право, хотя эта квартира была мамина. Я помню эти бесконечные суды, мы с подружкой освобождались со школы, покупали лимонад и шли в суд. Когда они уже были в разводе и через какое-то время мама встретила другого мужчину, папа узнал об этом, позвонил пьяный ночью и сказал, что сожжёт машину. Мы подумали, что человек, который только что предупредил, что сожжёт машину, вряд ли первым делом придёт и действительно это сделает. Через несколько часов мы проснулись от сигнализации, потому что машина горела синим пламенем. Он пришёл и поджёг, но сел в тюрьму за это на два года. Наверное, если бы у меня не было такой чудесной мамы, просто святой, возможно, я бы повторила судьбу кого-то из моих школьных друзей, которые сейчас тоже страшно бухают, кто-то сидит, кто-то употребляет наркотики.
После этого ты прекратила общаться с отцом?
Наше с ним общение закончилось в году, наверное, 2004. Он отсудил часть квартиры, её оставил дедушка моей маме, а мама — мне. Мама пыталась объяснить ему, что это квартира ребёнка и что так делать не надо, нужно как-то договориться. Он ни в какую. Закончилось всё тем, что мы продали эту квартиру, часть денег отдали ему, а часть — мне. Я добавила ещё столько же и купила себе однушку в Люберцах, мне было 18−19 лет. После «Фабрики» он пытался как-то меня поздравить, попросить денег — какие-то такие истории… Я не могу сказать, что я ненавидела папу, такого не было, я очень на него обижалась, злилась и на него, и на ситуацию. Потом мне показалось, что будет очень мудро его простить, типа «я великодушно прощаю тебя», но это тоже никакого отношения к реальности не имеет. Ты не Бог, чтоб прощать.
Вы общались после этого, виделись?
Мне было где-то лет 25, вот несколько лет назад. Папа вышел со мной на связь, говорит: «Приезжай ко мне в гости, мы с тобой пообщаемся, я тебе испеку шарлотку». Я готовилась, ждала этой встречи. Прилетела из Москвы в Минск. Он тогда только вышел из больницы, ну, по его словам. Был очень трогательный момент, я рассказала маме, что он болеет, и перевела ему денег на операцию. А мама сварила ему куриный бульон… Это был лучший день в моей жизни. Я увидела такое принятие и сострадание, потому что мама очень злилась и обижалась на него всю жизнь, но всё равно сварила этот бульон. Я привезла ему подарки из Москвы, мама меня привезла к нему и уехала. Сказала, чтобы я позвонила, как закончу, и она меня заберёт. Я поднимаюсь, звоню в дверь, а мне никто не открывает, звоню на телефон — никто не берёт трубку. Я подумала, может быть, у него ничего не было к чаю, допустим, и он спустился в магазин. Я просидела на лестничной клетке минут 15. Ещё несколько раз набрала. И в какой-то момент я слышу, что там шорох, и я всё сразу поняла. Он открыл мне просто в невменяемом состоянии, ну просто прямо совсем в говно. Я говорила ему в слезах: «Папа, ну почему ты не мог подождать всего один день?! Мы не виделись с тобой 10 лет!» Он мне сказал: «Доченька, прости, я алкоголик». И всё. Я сама сейчас прохожу нелёгкий период в жизни, и я могла бы тоже запить. Путей очень много, ты сам выбираешь, ты идёшь вниз или вверх. Я выбрала идти наверх. И, наверное, меня даже не осудили бы, если бы я взяла себе полгода на то, чтобы побухать, пожалеть себя, порыдать, попить антидепрессанты. Но это мой осознанный выбор — жить иначе. Каждый человек может спасти себя сам, если очень захотеть.
Сейчас вы поддерживаете связь?
Я его звала на свадьбу, предложила ему прилететь на венчание, привезти его. Но он отказался, сказал, что не хочет, не может. Про мою беременность он узнал один из первых, знали пара моих друзей, мама, родители Влада, и я папе сказала. Он очень рад был. Но Мию он ни разу не видел. Возможно, я предприму ещё одну попытку с ним увидеться, у меня 18 декабря в Минске большой сольный концерт, и я специально лечу на день раньше, чем все музыканты. Возможно, в этот раз у меня получится с ним нормально поговорить.
Когда Мия вырастет и будет спрашивать про дедушку, что ты ей расскажешь?
Я думаю, что, когда Мия будет уже в том возрасте, на том уровне осознанности и готовности восприятия информации, я обязательно с ней поговорю. Я считаю, что ребёнку вообще врать нельзя. Когда дети видят и чувствуют, что что-то не так, а им говорят, что всё так, у него происходит внутри надлом, он перестаёт доверять себе. Я скажу ей как есть, без осуждения. Я объясню ей, что дедушка болен, есть такая болезнь — алкоголизм. Что он потрясающий человек, хороший, талантливый, но болезнь была сильнее его. Я надеюсь, что я найду слова. Меня тоже часто спрашивают, как ты скажешь Мие о том, что родители развелись, я скажу по-честному, я никогда не буду врать ребёнку.
Все эти годы о твоём прошлом было известно немного: выросла в Минске, была на «Фабрике звёзд». Почему через столько лет ты всё-таки решилась рассказать об отце?
Я вообще об этом никогда не говорила, как-то не приходилось. А когда ко мне пришла песня «Цунами», я поняла, что это неизбежно. Я поняла, что когда я её выпущу, эти вопросы в любом случае будут возникать. И я офигела, сколько народу, сколько девочек мне написали огромные письма. Эта больная тема почти для всех. Девочки, примерно мои ровесницы, практически все проходили подобный опыт. Очень много дочерей алкоголиков или дочерей наркоманов. И это ведь все «больные» девочки. Это — причина, по которой мы привлекаем в свою жизнь неправильных мужчин, людей, которые заставляют нас страдать. Если уж быть честной, то проблема вообще не в Соколовском, а в том, почему я такого человека притянула, влюбилась в него и построила с ним семью.
К слову об этом, ты уже разведена?
Ещё нет. Эта такая бюрократическая история, 500 инстанций, 700 бумажек, но обещали, что до конца года уже разведут.
За всё это время мы все слушали истории различных девушек о том, что у них были сексуальные отношения с Владом Соколовским. Это всё есть в Интернете, и все могут это прочитать, более того, рано или поздно прочитает и ваша дочь. Как ты относишься к этому, не обидно ли тебе?
Честно говоря, мне бы очень хотелось говорить на эту тему. Поймите меня правильно, я не могу отрицать какие-то вещи и говорить, что это неправда, выгораживать кого-то. Я не хочу врать, но и не хочу дополнительно акцентировать на этом внимание. Сегодня вообще второе интервью за всю мою пост-разводную жизнь, когда я позволяю какие-то вопросы и стараюсь адекватно на них ответить. До этого я не дала ни единого интервью, но каждый день пресса почему-то что-то писала. И, если я отвечаю на подобные вопросы, это всё равно выглядит так, как будто я хайплю на своём разводе. Некоторые программы предлагали мне большие деньги, но я не пошла против себя и не старалась как-то привлечь к себе дополнительное внимание. Я не буду отрицать каких-то историй, разные некрасивые моменты были. Сейчас, даже когда мне звонят друзья и говорят, что они там что-то узнали, я на этом моменте говорю: «Так, а сейчас, пожалуйста, стоп».
Как ты считаешь, сейчас ты готова к новым отношениям?
У меня роман с собой. Такой необычный партнёр, которого, как оказалось, я и не знала никогда. Я первый раз в жизни научилась выстраивать собственные границы, говорить нет, делать то, что я хочу. Я совру, если скажу, что за мной не ухаживают мужчины. И некоторые из них мне даже нравятся. Я, честно, не представляю себя в браке больше. Кто-то считает, что это мои травмы, что у меня ещё не заросла рана, что я до сих пор люблю Влада. Но, если честно, мне кажется, что это достаточно осознанное решение, то есть я больше не вижу себя в этой социальной роли. Я попробовала, я там была, и оказалось, что… хотя я не хочу зарекаться. Это как обнаружить, что ты в «Шоу Трумена». Ты жил, выстроил себе замок красивый из стекла, очень верил во всё это. Поймите меня, для меня это всё по-настоящему было. Я реально выходила замуж за реального «муженьку», я его любила, я родила ему ребёнка. Эти чудесные люди, которые нас окружали, эти женщины, о которых говорилось выше. Это же всё было типа «моё окружение», а оказалось, что всё вообще не так. То, что со мной произошло, — это революция в сознании. В моём случае всё сложилось с такими обстоятельствами, что казалось, что все вокруг предатели, вруны и лицемеры. Естественно, говорить о том, что мне нужно сейчас прыгнуть в новые отношения и попробовать ещё раз — это как проводить один и тот же эксперимент каждый раз и ждать какого-то другого результата. Вы будете смеяться, но я хожу на групповые занятия «12 шагов» по созависимости, где все люди говорят: «Привет! Я Рита, я зависима». Я работаю над этим. Это был мой такой̆ глобальный̆ урок, болючий, конечно. Да, можно было бы и попроще как-нибудь. Но это мой путь, вот он такой, я же ничего не выбирала. Когда там наверху раздавали уроки жизни, я не стояла в очереди за изменами, предательствами, алкоголизмом в семье и душевными страданиями, вот честное слово. Давайте отсыпьте мне ещё, хочу быть матерью-одиночкой и чтобы меня все подруги предали! Вот не стояла в очереди за этими чудесными «экспириенсами». Я удивительным образом наконец-то сейчас проживаю себя, свою природу. И это круто!