«Ты этими руками вскрываешь трупы, а потом котлеты мужу готовишь»: личная история женщины-патологоанатома

Когда речь заходит про патологоанатомов, большинство из нас представляют себе сурового мужчину с сигаретой в зубах, но героиня нашего материала Яна Амелина имеет мало общего со стереотипными образами. В разговоре с Super Яна рассказала о работе с мертвыми, пользе патологической анатомии для живых и распространенных мифах о своей профессии.

Будучи ребенком, я очень любила лечить. Нет, я не играла в больницу с куклами, а находила раздавленных лягушек и пыталась их спасти — промывала раны и зашивала. Тогда я думала, что стану лечащим врачом. Хоть в моей семье и нет медиков, в 2009 году я окончила школу и поступила в Курский медицинский университет, совершенно не представляя, в какую структуру иду.

В университете я поняла, что не смогу работать с живыми людьми. Я проходила практику участковым терапевтом и на приемах сталкивалась с тем, что многие больные не слышат врача. Они не следуют рекомендациям, а потом обвиняют во всем доктора и пишут жалобы. На тот момент я была менее сдержанным человеком и хорошо осознавала, что не сработаюсь с такими пациентами, поэтому решила выбрать специальность, где буду меньше контактировать с людьми. Одной из таких и является патологическая анатомия.

Студенткой я оказалась на практике среди специалистов патологоанатомического бюро Курской области и поняла, что хочу работать именно здесь, о чем и сообщила руководителю отделения — моему сегодняшнему начальнику. Окончив ординатуру, я пришла сюда на должность врача-патологоанатома. Близкие адекватно отнеслись к выбору профессии и поддержали меня, но за годы работы я встречала людей, которые говорили: «Ты этими руками вскрываешь трупы, а потом котлеты мужу готовишь». Но я же не голыми руками вскрытия провожу. Да и чем я отличаюсь от хирурга, который проводит операции? Только наличием пульса у человека на столе.

При знакомстве я не люблю говорить, что работаю патологоанатомом. Люди стабильно ахают и спрашивают, как такое вообще могло случиться. Очень часто мне задают вопросы, которые встречаются разве что на форумах: можно ли смотреть мертвым в глаза, могут ли трупы ожить или где оказываются органы после вскрытия. Они, кстати, зашиваются обратно в тело. По правилам, все органы должны быть на месте, так как может последовать эксгумация и повторное вскрытие. Если внутри чего-то не обнаружат, то патологоанатом, проводивший вскрытие, будет отвечать за пропажу.

Отсюда у многих возникает еще один вопрос, который мне часто задают: связаны ли патологоанатомы с черным рынком по продаже органов? Из-за киношных стереотипов люди думают, что извлечь и продать орган очень просто, но здесь много нюансов. Это связано не только с процессом удаления и хранения: сам донор должен быть абсолютно здоров. Я шучу, что у наших пациентов из стационаров просто нечего брать на продажу.

Вообще, кино и сериалы сильно влияют на стереотипы вокруг моей профессии. Люди часто говорят, что я не похожа на патологоанатома. Им видится страшный мужик в окровавленном фартуке, который буквально живет в морге, курит и ест рядом с трупами. Люди даже не представляют, как все устроено в реальности. Своим примером я хочу разрушить киношные клише и показать, что патологоанатом может быть красивой девушкой. Патологическая анатомия — чистая профессия, мы работаем в цивильных условиях. Никто не пинает трупы и не выдает родственникам окровавленные тела. Мы бережно относимся к своим пациентам, ведь близкие хотят видеть их в подобающей форме.

В университете я выбирала между судебной медициной и патанатомией и ни разу не пожалела, что выбрала последнюю. Говорят, что у меня страшная профессия, но мне она видится иначе. На мой взгляд, гораздо страшнее работа анестезиологов и реаниматологов, на глазах у которых умирают люди. Мой пациент уже мертв, но в его теле я могу найти то, что успокоит родственников или поможет науке.

Во время пандемии COVID-19 только в России, насколько мне известно, вскрывали ковидные трупы. В определенный момент мы находили на вскрытиях тромбоэмболию легочных артерий (закупорка легочных артерий, которая часто приводит к летальному исходу. — Прим. ред.), о чем сообщали лечащим врачам. В результате они поняли, что нужно вводить соответствующие препараты, которые препятствовали развитию заболевания.

Помимо вскрытий я также занимаюсь просмотром биопсий живых пациентов, начиная от папиллом, которые удаляют из эстетических соображения, и заканчивая различными опухолями. Биопсия нравится мне гораздо больше, чем вскрытие, потому что так я оказываю помощь людям. Медицина — сложная наука, здесь множество цветов и тонов. Врач может ошибиться и написать в клиническом диагнозе, что удалил безобидную папиллому, которая оказывается меланомой. Я изучаю удаленный материал под микроскопом и могу обнаружить ошибку, тем самым подтолкнув человека к лечению. Мне кажется, в этом смысле моя работа направлена на продолжение жизни людей.

Патологоанатомов часто путают с судебно-медицинскими экспертами, хотя это разные специальности. Работа судебных медиков идет бок о бок с деятельностью прокуратуры и полиции. Они вскрывают трупы людей, умерших насильственной смертью, а патологоанатомы — тех, кто умер в стационаре. У наших пациентов обязана быть история болезни, без которой мы не имеем права проводить вскрытие. Мы также можем вскрывать людей, которые умерли дома, если те при жизни наблюдались в поликлинике, то есть были хроническими больными.

Я не люблю, когда на клинических докторов возлагают большие надежды и перекладывают ответственность. Однажды мне привезли на вскрытие 27-летнего парня — моего на тот момент ровесника. Он умер в больнице, куда поступил с опоясывающими болями и высокой температурой, а до этого две недели «лечился» дома — пил алкоголь. Врачи успели сделать ему рентген и диагностировать запущенную пневмонию, которую я увидела на вскрытии. Тогда меня поразило, что он не вызвал скорую раньше, но с годами я поняла одно: спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

Люди считают, что врач обязан их вылечить, а если не вылечил — он плохой специалист. Но доктора не боги, им не всегда под силу помочь человеку, который уже запустил заболевание. Никто не обязан вести тебя за руку в больницу, потому что твое здоровье — это твоя ответственность. Это я поняла за годы работы патологоанатомом. Здесь я стала взрослее и осознаннее, научилась ценить жизнь.