Как нигерийцы под видом американских военных обманывают россиянок в Tinder: история расследования журналистки Анастасии Новиковой

На прошлой неделе YouTube-канал Mash Paradox опубликовал документальный фильм о жертве нигерийского афериста из Тиндера. Героиня истории — Наталья — несколько месяцев вела переписку с якобы американским военным и даже планировала выйти за него замуж. Пока женщина мечтала об американской сказке, житель Нигерии, прикрывающийся чужими фотографиями, отрабатывал годами проверенную схему. Как автор расследования Анастасия Новикова разбиралась в работе мошенников и почему документальное кино интереснее всего снимать в России — в монологе Насти.

Полгода назад я увидела нашумевший документальный фильм Netflix «Аферист из Тиндера». Я была в полном восторге. Всем хочется быть немного как Netflix, и я начала искать похожие истории в России. Так я наткнулась на кейс Натальи. Она писала, что влюбилась в американского военного Томаса Морриса, который в итоге кинул ее на деньги. Мы с ней связались.

Нигерийские аферисты из Тиндера находят в Интернете женщин и представляются американскими военными. Сначала они осыпают своих жертв комплиментами, клянутся в любви, обещают жениться — словом, делают все, чтобы втереться в доверие. Потом «любовники» вдруг рассказывают, что им негде хранить заработанные кровью миллионы долларов (ведь они на войне), и просят жертву некоторое время подержать у себя «ценный груз». Женщина соглашается и через несколько дней получает уведомление о статусе доставки. Для получения посылки нужно оплатить государственную пошлину на сумму от 3000 долларов — якобы из-за того, что на каждые 10 000 долларов действует налог. Срок хранения всего несколько дней, в случае задержки получателю посылку спишут в утиль.

В ответ на резонный вопрос жертвы о том, почему нужно что-то оплачивать, «военный» обещает: после того как девушка получит посылку с деньгами, она может забрать сумму доставки себе. Наша героиня Наталья, например, попросила деньги — внезапно — у мужа, не сказав ему ни слова о своих планах.

После оплаты чека жертве приходит еще одно письмо: «Служба безопасности аэропорта заподозрила, что в посылке находятся наркотики. Вам грозит уголовный срок от 20 лет тюрьмы. Во избежание наказания вы должны оплатить сертификат drug-free на сумму 14 000 долларов в течение суток. Если вы этого не сделаете, вам и отправителю грозит уголовный срок». Загадочный вояка из Тиндера в это время перестает выходить на связь. Хорошо, если рядом оказывается знакомый или родственник (как в случае Натальи), но чаще всего, конечно, выходит по-другому.

Когда ты гуглишь «мошенник американский военный» на русском языке, находится лишь пара не очень актуальных статей. Когда вводишь то же самое на английском, в поисковике всплывают большие расследования The Guardian и The New York Times. Журналисты изданий пообщались с жертвами и отправились в Нигерию, где такое мошенничество почти что национальный бизнес: в стране есть целые коворкинги и кафе, в которых аферисты коллективно продумывают схемы обмана.

Параллельно я наткнулась на англоязычный форум Scam Haters — сервис, где пользователи пишут о том, как стали жертвами мошенников. Тогда под шапкой сайта светился крупный баннер с фотографией того самого Томаса, возлюбленного Натальи, и подписью: «Осторожно, мошенник!». По ссылке — гора сообщений от пострадавших с 2015 года по настоящее время девушек. Они писали, что аферисты используют фото американских военных и признаются в любви, а после просят забрать ценный товар на таможне.

Когда мы начали искать Томаса Морриса по фотографии, стало ясно, что ее регулярно использовали в соцсетях для создания фейковых аккаунтов. Мы попытались найти настоящего обладателя фото по функции распознавания лица. Так я вышла на инстаграм-аккаунт (запрещен в РФ) человека, которого на самом деле звали Тайлер Томас. Он нам не ответил. Вероятно, ему писали все те обманутые женщины, и на очередной запрос он просто уже не отреагировал.

Прошерстив не один десяток англоязычных форумов, статей и историй, мы наткнулись на блогера-американца, который специализируется на разоблачении подобных схем мошенничества и объясняет, как не попасться на удочку. В том числе он рассказывал и о нигерийских практиках, так что мы связались и с ним.

У меня были десятки квитанций, которые мне передали Наталья и другие жертвы. Выяснилось, что обладатели фамилий с бланков находятся в Нигерии. Банки могли быть и немецкими, например, но получатели — всегда нигерийцы. Другую зацепку мы взяли из статьи одного медиа с заголовком вроде «Тульскую женщину обманул американский военный». Когда направили запрос в тульское МВД с просьбой прокомментировать историю, нам неожиданно ответили и даже предложили сделать интервью. Сотрудник местного отделения полиции рассказал, как они поймали нигерийца, который на тот момент был в Москве. Он отправил квитанцию девушке с просьбой оплатить посылку через российский банк, а когда уже с обналиченной суммой планировал вернуться в Нигерию, его успели поймать.

Чем глубже и трагичнее история, тем больше я ее люблю. Для меня важно погружаться в новые и новые истории — без этого оказываешься в вакууме, становится тревожно. Может, это в чем-то неправильно, но, как мне кажется, это черта всех людей из моей сферы. Нам постоянно нужна эмоциональная пища — только тогда мы сможем создать то, что зацепит зрителя.

У меня есть два материала, которыми я по-настоящему горжусь. Первый — «Адвокаты дьявола: зачем защищать маньяков, убийц и террористов», который набрал на YouTube больше 700 000 просмотров. Сначала мне казалось, что делать фильм по этой теме будет неинтересно, но в процессе я поняла, что это не так. Например, у меня было интервью с адвокатом Чикатило. Он до сих пор считает, что его подопечного казнили по ошибке, что он просто был невменяемым. То есть человек на камеру говорит, что самый знаменитый маньяк в истории — сама невинность, а все улики — лишь совпадение. Когда ты изучаешь материалы и понимаешь, что речь, очевидно, идет про абсолютное зло, а твой спикер утверждает, что оно не такое уж и зло, у тебя здорово ломается оптика. Эту психоделику я и попыталась передать в фильме.

Второй материал не получил достаточного внимания. 21 февраля я поехала в Ростов-на-Дону в пункт временного размещения для беженцев. Когда в итоге оказалась там, я поняла, что мы снимаем слишком «выглаженную» пресс-конференцию, а мне нужна была настоящая история. Был только один способ найти ее — отправиться на границы ЛНР и ДНР, откуда забирали беженцев. Мы так и поступили: на месте договорились с водителем автобуса, который брал пассажиров и вез их до Ростова, чтобы нас пустили в транспорт. Мы с оператором спрятались в туалете, а позже, когда людей загрузили на границе, вышли и смогли с ними пообщаться.

Удача документалиста — застать события в процессе их развития. У некоторых семей были родные в России. Когда одна пассажирка в конце концов доехала до Таганрога, ее свекровь по телефону сказала ей не приезжать. Передо мной стояла женщина с огромными баулами в руках, и ей просто некуда было идти. Был еще один тронувший меня момент, когда мама с маленькой дочкой села на вокзале у кирпичной стенки и начала плакать. Когда я спросила, что с ней, женщина ответила: «У меня сегодня день рождения». И все. Я взяла у нее номер и недавно созвонилась — выяснилось, что у нее и ребенка все хорошо.

На втором курсе журфака МГУ я пришла работать на только что запущенный телеканал Lifenews, куда сначала меня взяли стажером: спикеры выходили в прямой эфир, а я помогала на площадке со всем необходимым. Через несколько месяцев я уже работала полноценным новостным корреспондентом. С этим опытом я устроилась на телеканал «Москва 24».

Время шло, и мне хотелось двигаться в сторону больших форматов. Тогда я перешла в программу «Специальный репортаж», где была возможность делать относительно длинные 20-минутные репортажи. Я обожала свою работу, за одну из них получила ТЭФИ, но все это время мечтала когда-нибудь заняться документальным кино.

Год назад я получила предложение от Mash Paradox — небольшого видеопродакшена в составе Mash, в котором авторы снимают документальные фильмы. Работа с Mash оказалась идеальным для меня форматом.

Сейчас я учусь в Московской школе кино. Самые популярные направления в ней — сценарное мастерство и режиссура игрового кино. Документалистов совсем немного — всего 9 человек. Коллеги называют нас странными: мол, в большом кино большие бюджеты, а у вас там одна камера. Но я поняла, что люблю документальное кино, потому что в нем снимаешь неподдельные эмоции, невыдуманные истории, которые порой оказываются сильнее любых сценариев. Это колоссальное удовольствие, поэтому я продолжаю идти в этом направлении.

Пока что документальное кино в России не так популярно, но я уверена, что однажды мы тоже научимся его смотреть и снимать. У нас есть мечта — объединить стиль Netflix, который позволяет режиссировать яркий документальный блокбастер, и российский авторский подход, в котором мы даем волю чувствам и показываем реальность такой, какая она есть.