«Нас в этом теле четверо»: история программиста из Рязани, который считает себя инопланетным животным и живет нечеловеческую жизнь

Знакомство с азеркинами можно считать состоявшимся: мы раз и навсегда запомнили, что это люди, которые считают себя нечеловеческими существами. Но бесконечность не предел. Подобрались к нелюдям поближе и взяли интервью у азеркина Фоссы — системы из четырех существ в одном теле с планеты Йеррхао.

Всю жизнь мы жили в Рязани, год назад переехали в Черногорию. Говорим о себе во множественном числе, потому что нас в этом теле четверо — тройка нашего вида и тульпа-росомаха, которая выполняет роль внешнего наблюдателя. Мы возимся с компьютерами с младых когтей и в родном городе отучились на системного администратора. Потом работали разработчиком на айти-проектах в сфере LegalTech (отрасль бизнеса, связанная с технологическим обслуживанием юридической деятельности. — Прим. ред.). Сейчас занимаемся разработкой бэкенда в одной американской фирме, которая пишет приложения для банков.

Отец нашего тела (Фосса не ассоциируют свою душу с телом. — Прим. ред.) — религиозный фундаменталист. Мама была ученым в рязанском НИИ. Ничего некорректного или травмирующего со стороны семьи в нашем детстве не было, но с родителями тела мы связи не чувствуем — это в том числе видовая черта. Мы принадлежим к давно вымершему виду, который жил на планете Йеррхао. Наш вид — хайвмайнд, то есть коллективный разум — множество тел, объединенных в сеть. Понятия родства по крови у нас в принципе нет.

Механизм размножения выглядел так: было зачато, например, новое тело, одновременно у кого-то тела не было, и он жил в разуме вида в сети. Этот самый разум связывался с только что появившимся телом и начинал с ним ассоциироваться. Когда тело подрастало, существо «выгружалось» в него. Этот алгоритм начал воспроизводиться и в нашем человеческом теле. Когда мы окончательно осознали себя [как азеркин], было странно, что существуют люди, к которым мы должны относиться как-то особенно по факту кровного родства.

Наше тело появилось на свет в 1988 году, то есть сейчас ему 35 лет. От человека, который обитал в нем, остались смутные обрывочные воспоминания. Помним, что ребенок интересовался ксенофантастикой и особенно залипал на «Камень предтеч» Андре Нортона — роман о встрече человека и четвероногого инопланетянина, который принадлежал к древней вымершей цивилизации. Уже в шесть лет мы интересовались у родителей, почему они живут парой, а не группой, и где все остальные существа из прайда. В двенадцать лет осознали, что четверолапые совершеннее двуногих по многим параметрам.

Поворотным моментом стало знакомство с фурри-культурой (фэндом людей, увлекающихся антропоморфными животными. — Прим. ред.) в 2003 году. Тогда мы наткнулись в Интернете на уже неработающий сайт furry.ru и тематические IRC-каналы (интернет-протоколы для группового общения в режиме реального времени. — Прим. ред.). Тогда у нас возникло ощущение большого родства: мол, вот они, подобные нам. Но оно быстро развеялось, когда мы осознали, что подавляющее большинство в тусовке является людьми, отыгрывающими роли животных, или просто увлекается ксеноморфным артом.

В 2004 году мы нашли териантропов (людей, идентифицирующих себя с животными. — Прим. ред.), но нам не повезло с тусовкой. Степень закрытости там была примерно как в секте. Тогда нас сильно травмировали: взрослые дядечки и тетечки за сорок пытались нам внушить, что мы ненастоящие и симулируем. Уже спустя годы мы прорабатывали травму с психотерапевтами, но она до сих пор дает о себе знать. Например, мы отрицаем деление на настоящих и ненастоящих и считаем, что принимать в комьюнити и не только надо всех и все. Сообщества азеркинов должны быть предельно открытыми.

Общаясь в фурри-среде, мы познакомились с одним азеркином, который жил в Сибири, — антропоморфным черным ягуаром. Он писал рассказы про свой мир, а мы их читали и потихоньку проникались. Летом 2005 года он приехал к нам в гости. Момент осознания себя тогда был похож на вспышку: к нам будто бы единомоментно пришла память. Мы стали рассказывать этому азеркину о том, как выглядел наш вид, как было устроено и функционировало наше общество.

Сейчас мы понимаем, что пришедшая в тот момент к нам память была несколько искажена. Мы долго размышляли над своими чертами и особенностями и пытались выстроить логически непротиворечивую и научно выверенную систему. Пробовали и примеряли на себя разные свойства, в итоге что-то прирастало, что-то — нет. Например, долгое время мы подозревали, что можем быть гермафродитами, но это качество не приросло. Резюмируя, с момента осознания в 18 лет мы постоянно находимся в поиске и уточнения себя.

Примерно тогда же мы заболели ментально. Одни специалисты нам ставили шизотипическое расстройство, более продвинутый российский врач, с которым мы годы работали, — обсессивно-компульсивное расстройство, пограничное расстройство личности, клиническую депрессию и истерическое расстройство. Среди более типичных симптомов выделялся сильный страх смерти, в частности страх смерти во сне. Боясь уснуть, мы могли не спать, например, неделю, из-за чего в свое время чуть не вылетели из университета. Эта боязнь связана с видовым: на родине мы не умирали. Если тело умирало, вид просто давал тебе другое. Поэтому в человеческом теле нам очень боязно умереть и раствориться в энтропии без следа.

Во-вторых, мы страдали от навязчивостей, тоже связанных с видовым. На Йеррхао была невозможна ложь, поскольку любой из вида мог залезть к тебе в голову — как-никак коллективный разум. А мы, как любой человеческий ребенок, естественно, много врали. В какой-то момент пришло осознание этой лжи, и мы против своей воли стали искать тех, кому соврали, и извинялись. Выглядело это безумно, а переживалось мучительно.

Каминг-аут [в качестве азеркина] у нас произошел в эти же 18 лет и был очень легким — мы всегда очень тщательно отбирали круг знакомых и друзей. Многие нелюди сидят в шкафах и маскируются, мы категорически не такие. Отцу с его православным фундаментализмом, правда, ничего рассказывать не стали, зато мама нас приняла. Мы даже шутили на тему нашей азеркинности: когда приходили с собакой домой к родителям, мама шутила, что мы привели невесту. С неприятием сталкивались только в том самом фурри-комьюнити, но это было давно. Некоторые нас оттуда прогоняли: говорили, что мы поехавшие, что слишком серьезно все восприняли и двинулись крышей.

К слову, когда мы жили в Рязани, люди на улице воспринимали нашу внешность нейтрально. Бывало, ругались из машин, но это каждый может. В основном просили сделать селфи или спрашивали, почему мы такие модифицированные.

Наш вид умер еще до того, как загорелось Солнце. Думаем, что у него сохранились резервные копии, поэтому человеческий детеныш, живший в нашем теле, смог в своих грезах наткнуться на нее и «принял» в себе осколок. По итогу нам удалось согласовать теорию своего вида с наукой: сейчас мы можем ответить на любой вопрос о виде в плоскостях от биологии до астрофизики. Не можем согласовать только сверхсветовую связь, которая была настроена между телами нашего вида в сети. Предполагаем, что существуют способы обойти ограничения скорости света, которые человечество еще не открыло.

В осмыслении своей азеркинности мы используем слово «душа». Это некий фрагмент информации, переносимый определенным полем или частицами (которые, вероятно, тоже еще не открыты), то есть такая стабильная конструкция, которая может влиять на физический мир, но при этом сама не является продуктом доступного людям физического мира. Она выдает команды мозгу, который выступает чем-то вроде аппаратного ускорителя, обрабатывает и превращает в мысли и движения. Душу в контексте нашего вида можно привязать к разным мозгам, но необязательно только к ним: например, некоторые наши сородичи «выгружали» в компьютер.

Говоря вообще о человеческой этике и культуре: мы чистим себя от них. Например, не отмечаем календарные праздники: для космического вида понятие календарного праздника малоосмысленно. На одной планете год одной длины, на другой — другой, а ты сам то здесь, то там. Еще мы никогда не пили ни капли алкоголя. Наш вид создавался как разумная биологическая машина, поэтому ее некорректно работающие узлы представляли большую опасность для всех. У нас была система самоуничтожения, убивающая тело при наличии сбоев в нервной системе. А если тело не самоликвидировалось, значит, оно сбойно настолько, что его нужно убить.

Мы стараемся выдавить из себя иерархичность, которая присуща людям на уровне инстинктов. У нас подавлено чувство собственности: мы очень легко раздаем вещи, делаем подарки, снабжаем других существ деньгами. Мы можем назвать себя коммунистами и считаем себя троцкистами, поскольку наше родовое общество было устроено соответствующе. Не можем сказать, что сильно активничаем на этом поле именно в политическом плане, но в меру сил продвигаем общество без отчуждения труда: пишем опенсорс и разрабатываем открытую аппаратуру, то есть любой может взять наши программы и использовать, распространять, дорабатывать. То же самое с аппаратурой. Еще мы строго за полное равенство полов.

В связи с этим мы можем одинаково выполнять две традиционные гендерные роли. На Йеррхао, например, не существовало института родительства, а были «профессиональные родители». То есть существа, которые много циклов (жизней тела) готовятся к воспитанию детенышей, прекрасно разбираются в психологии и сами свободны от психологических проблем. Именно поэтому у нас 9 пар сосков — чтобы такие родители могли кормить сразу много детенышей.

Когда-то мы были меховые, поэтому не уважаем одежду и носим ее предельно по возможному минимуму, поскольку она стесняет и причиняет неудобства. Еще мы можем есть очень ограниченное количество еды. Мясо у нас на родине, например, было выращено из клеточных культур. В нашей видовой традиции принято постоянно преобразовывать себя внешне: татуировать клыки (под эмаль клыков телепортировали пигмент), колоть пирсинг. По этой же причине мы носим ошейник — у нас на родине в нем существа носили всякую технику, без него нам некомфортно, как и без хвоста. Из кардинального — хотели бы удалить уши и сделать механические ушные раковины с микрофонами, которые будут поворачиваться. В этом плане планируем переплюнуть Человека-кота (азеркина Денниса Авнера, ставшего известным из-за большого количества бодимодификаций. — Прим. ред.).

Мы сидим в чатах, где собран народ со всей Земли, и общаемся с теми, кто нам близок, в том числе в Telegram. Единственное — не хватает прайда. Хочется иметь партнеров для отношений и детей, но пока никто подходящий не нашелся.

Мы считаем, что о феномене азеркинности нужно говорить больше — в первую очередь для того, чтобы молодые или только что осознавшие себя нелюди понимали, что с ними происходит. То есть каждый в идеале должен знать, что существует такое редкое явление и что таким может оказаться каждый. Заодно это могло бы снизить травмы от родителей в случае, если они смогут вовремя понять, что у них растет нечеловек, и начать относиться иначе.

Начинающему азеркину мы порекомендавали бы, во-первых, верить себе, даже когда все окружающие говорят, что «тебя не может быть», во-вторых, ни в коем случае не следовать авторитетам. Просто потому, что существ очень много и они все уникальны. Первое должно защищать от людей и самосомнений — а они будут неизбежно, все проходят через «а может, я это все выдумал». Второе должно защищать от тех самых группок, которые присваивают себе право определять, кто настоящий, а кто — нет.

Из своего опыта советуем проверять себя, смотреть на каждую свою особенность и черту и думать, свое это или стереотип, что-то навязанное извне. А еще почитать Theri There, комикс про азеркинов — очень полезное чтиво.