Зомбирование и наказание стриптизом: что скрывают магазины распродаж у метро

Иногда магазины одежды с шариками у метро не то, чем кажутся. Их сотрудников заставляют обманывать клиентов и работать на износ, а при низкой продуктивности выписывают «растяжки» — унизительные и абсурдные наказания. 25-летняя москвичка Юлия Закаблукова провела в коммерческой секте по распродаже верхней одежды три с половиной года. Super публикует ее рассказ.

У меня проблемная семья: все мое детство отец пил и дрался с мамой. Как-то раз, когда я училась в пятом классе, папа пытался вскрыть себе вены, полез нас бить, а потом сказал: «Я открыл газ, сейчас квартира взорвется». В 2019 году произошел очередной инцидент: отец пытался задушить маму. Обороняясь, она ударила его ножом.

Начались суды. Пока шло следствие, я поехала к друзьям в Казань, чтобы хоть как-то развеяться. Город мне очень понравился, поэтому я поставила себе цель заработать денег и переехать. Начала еще в Москве искать работу и наткнулась на вакансию продавца одежды с графиком 6/1 с 10 до 20 часов с зарплатой 20 тысяч в неделю плюс процент от продаж.

Я откликнулась, мне сразу же позвонили и пригласили на собеседование на следующий день. Уже там мною, как я потом поняла, манипулировали: на вопрос про оклад пытались отталкивать, мол, если вы так пассивны и хотите на оклад, то нам не подходите. Естественно, мне захотелось доказать обратное. В итоге мне предложили выйти на работу завтра же, в выходной. Никаких договоров я не подписывала.

В первый день моей работы я приехала на точку. График был указан с 10 до 20, но по факту ты должен был приходить раньше: нужно было надуть шарики, развесить их на улице, украсить само помещение, чтобы его было видно из космоса. Инструктор на точке рассказал мне, что за нарушение ряда правил полагается штраф: опоздание на минуту — 50 долларов, переспал c кем-то из коллег — 1000 долларов с обоих, пришел с перегаром или пьяный на точку — 1000 долларов.

В конце дня меня предупредили, что у нас собрание, поэтому надо поехать в офис. Там мы, как и на всех последующих собраниях, обсуждали, кто какую цифру сделал (сколько заработал), общались с шефом. В офисе я увидела много модных и красивых ребят в дорогой одежде, с последними айфонами и айкосами. В тот же день какой-то парень пришел на точку с перегаром, за что его оштрафовали на тысячу долларов, которые он с легкостью отдал. Я была впечатлена: решила, что если он так просто расстается с деньгами, то точно уверен, что скоро сможет заработать здесь такую же сумму.

В первый день мне объяснили схему работы. На точке задействовано 3–4 человека. Один из них занимается «внешним вовлечением»: стоит на улице и говорит в рупор, что некий брендовый магазин закрылся, поэтому сегодня точка распродает вещи со скидкой 50–70 процентов. Второй человек — продавец в магазине, который заговаривает зубы покупателю. Третий — «примерка», который изображает довольного клиента и взаимодействует с людьми в зале. Потом он выходит из магазина с пакетом, и человек с рупором на всю улицу поздравляет его с покупкой. Еще есть человек, который подходит к женщинам на улице и говорит: «Ой, а какой у вас размер одежды? У меня у мамы такой, а она у меня в другом городе. Не хотите примерить шубу?» В ходе работы ты можешь сменить несколько позиций: побыть и человеком с рупором, и продавцом, и «примеркой».

Никакого оклада в этой компании, конечно, не было: ты зарабатывал столько, сколько продавал. При этом чтобы начать зарабатывать с командой, нужно было выполнить три цели, которые ставило начальство. Первая цель, допустим, 100 тысяч, вторая — 120, третья — 150. Команда брала себе 15% от заработка за день, то есть, если выполнила цель в 100 тысяч, получала 15. Потом эта цифра делилась на количество человек в команде: у простых исполнителей («единичек») был единичный коэффициент, у инструктора — 1,25.

На уровне документов все выглядело, как я узнала потом, так: на короткий срок арендовалась точка рядом с метро в спальном районе, там создавалось ИП, которое обычно записывалось на бездомного, — у нашего начальства был целый реестр таких персонажей. В помещение заносятся рейлы, зеркала и пуфики. Сами позиции закупаются на «Садоводе» за тысячу рублей и перепродаются за, например, 15 тысяч. Когда из точки выжимают максимум, она закрывается. Открывается новая точка в другом месте, процедура с ИП повторяется. Для сотрудников оформляют срочный трудовой договор на случай, если точкой заинтересуются представители правоохранительных органов.

Целевая аудитория «распродаж» — пенсионерки. Это связано с тем, что, во-первых, пожилые люди легко внушаемы, во-вторых, всегда откладывают деньги, поэтому имеют большие суммы про запас. Если кто-то на собраниях вдруг начинал говорить, что мы обманываем бабушек, ему парировали: айфон не стоит своих денег, люди платят за бренд. Так и тут: пенсионеркам «продают ситуацию», они получают эмоции, поэтому никакого обмана и в помине нет.

В первые дни меня подкупила движовая атмосфера и постоянные разговоры про деньги. Было ощущение, что здесь ты действительно можешь заработать, чувствовалась близость к роскошной жизни. Я уходила из дома в 6 утра, а возвращалась в час или два ночи. Первое время это было для меня оптимально: дома постоянно ругались родители и работа была возможностью уйти от семейного токса.

В ходе рабочего процесса нельзя было садиться или есть, при этом работали мы с утра до поздней ночи. На месте мы должны были отправлять начальству цифру каждые два часа, в конце дня — отчет. При этом выпросить выходной было тяжело. Бывало, что я договаривалась на него за две недели, а в последний момент мне резко отказывали, обычно манипулируя: говорили, что без меня не смогут сделать цифру на новой точке. Или обещали, что буду зарабатывать по 10 тысяч в день. Так что отдыхала я максимум раз в месяц.

Психологические трюки на «распродаже» этим не ограничивались. На собраниях нам твердили, что мы нигде не сможем заработать столько денег. При этом заработок был непостоянный: если точка была неудачной, мы получали минимум плюс подпадали под штрафы. Но однажды я заработала 130 тысяч за неделю: раздала кредиты, купила себе и маме по новому айфону. Эйфория, которую я пережила в тот момент, отложилась в памяти.

Нам регулярно толкали философию, которой стимулировали делать физически сложные вещи для заработка. Например, говорили, что есть позиция автора, а есть позиция жертвы, и если ты в проливной дождь не можешь выйти работать, то ты — жертва, которая во всем всегда винит других. Еще нам говорили, что нужно повышать свою «финансовую емкость»: не ездить на метро, не есть шаурму — «это для нище***в». У начальства был ответ буквально на все возражения, которые они слышали от исполнителей. В ходе работы тебя перепрошивают, и ты идешь точно так же перепрошивать остальных.

Кроме общеофисных собраний нас иногда возили в тренинговый центр. На тренингах вещали про продуктивность, дисциплину и прочее, что должно было мотивировать нас работать в бешеном темпе. Еще заставляли ходить по углям — якобы для того, чтобы «выйти из зоны комфорта». Буквально все на этой работе было про выход из этой зоны: работа с утра до ночи, дурацкие наказания и штрафы, нереалистичные цифры. Нам говорили, что все это делается для нашего блага, чтобы у нас случился ментальный «прорыв».

Во время работы меня ничего не смущало — в моменте об этом не думается. Единственное, что вызвало у меня по-настоящему негативные эмоции, были «растяжки» — наказания, которые выдавались командам, которые не делали цифру. Они были разными, но все без исключения безумными: проехаться в метро голым, пройти по Арбату нагишом, простоять час на коленях на горохе, помассировать ноги бездомному, перемешать 5 кг риса с гречкой и отделить их друг от друга, поужинать в ресторане на 30 тысяч и уйти не заплатив. Отказаться от «растяжек» было нельзя, иначе вылетишь с работы. По мнению начальства, они должны были позитивно сказаться на нашей продуктивности.

За время работы я переделала множество «растяжек»: ездила голой в метро, ходила голой по Арбату. Из самых физически неприятных наказаний — прогулка гуськом 3 км для всей команды, еще как-то я шла пешком 20 км. При этом каждый раз ощущения от бессмысленных мук смягчались зарплатой. Я начинала вспоминать цифры: вчера я заработала 5 тысяч, значит, заработаю 35 тысяч за неделю, и выходит, одна «растяжка» на фоне этого — ничто.

Где-то после полугода моей работы мою команду начали давить «растяжками». В один день нас предупредили: если так продолжится, мы должны будем станцевать стриптиз в офисе (там сидело около 40 человек) и отдать 100 долларов. У меня была истерика: не хотелось уходить с работы, где я на прошлой неделе заработала 60 тысяч. Был выбор: либо потерять все это, либо быстренько раздеться и обо всем забыть. Поэтому в итоге мы командой выбрали музыку, отрепетировали движения и станцевали.

Часто новенькие оказывались совершенно шокированы «растяжками». Многие не выдерживали и уходили. Поэтому нас поощряли вовлекать друзей: платили 10 тысяч за каждую неделю, которую друг отрабатывал в компании.

Я обсуждала работу с мамой. Она повторяла мне, что это секта и что нас всех обманывают, а меня когда-нибудь кинут на деньги. Говорила: «Начальству плевать на вас, они вас доят. Умрете — даже не обратят внимания». То же самое говорили друзья. В ответ я начинала спорить с пеной у рта.

В итоге я пробыла в секте три с половиной года. Почти каждый месяц был день, когда я думала: все, к черту «распродажу», но быстро начинала себя переубеждать, типа это все эмоции. В итоге ушла я не потому, что разочаровалась в компании: мне начали один за другим прилетать несправедливые штрафы. В один момент я решила их просто не возвращать и игнорировать коллег.

Тогда меня быстро удалили из всех чатов. Через три дня написал шеф: «Привет, как дела?» Потом звонил другой начальник, сказал, что я могу не отдавать деньги, просил меня вернуться. Тогда я сказала, что хочу снова быть «единичкой», а не инструктором, как до этого. Меня перевели, но гнобить не перестали. В итоге я начала часто болеть. В тот момент поняла, что ловить на «распродаже» нечего да и я больше не вывожу.

Во время работы я спала суммарно около 20 часов в неделю, а единственный выходной посвящала шестнадцатичасовому сну. Ела раз в день, если не забывала. От шоколадок теперь у меня через зуб кариес и больные десны, от энергетиков — тремор. Летом 2020-го у меня начались панические атаки: как-то после работы я пошла на маникюр и упала в обморок прямо перед мастером.

Спустя время после ухода с работы я столкнулась с депрессией. С «распродажей» я постоянно была занята, а теперь лежу дома. Появилась ломка, стало не хватать адреналина, который был на работе. Еще я до сих пор страдаю сильными приступами тревоги и не могу есть, хотя постоянно ощущаю чувство голода, при этом у меня никогда не было булимии. В итоге я пошла к психиатру, где мне поставили посттравматическое расстройство и депрессию средней тяжести.

В один день я села и начала думать: а что с нами вообще делали на «распродаже»? Как склоняли делать безумные вещи, а мы поддавались? Вообще, играет роль то, то в такой бизнес обычно попадают люди с плохим бэкграундом: они бегут от проблем и думают, что наконец-то нашли настоящее комьюнити, вторую семью. Плюс иногда приезжие из других городов, которым нужно быстро заработать денег.

Организаций по «распродаже» пруд пруди: несколько в Москве и Санкт-Петербурге, еще какая-то работает в областях. Некоторые работники мигрируют между такими компаниями. Визуально распознать точку очень просто: увидел человека с рупором, шарики у метро — это оно. Схемы могут варьироваться, но общий почерк один и тот же: работа вчерную, обман клиентов, манипуляции и унижения сотрудников.

Сейчас странный период: я перестала пить таблетки, которые выписал психиатр, начала употреблять алкоголь, лежу дома и ничего не делаю. После «распродажи» очень триггерят выходы на улицу, еще страшнее от контактов с людьми. На днях задумывалась о том, что хочу найти работу, но после секты об этом больно думать: не представляю, как я приду в какой-то коллектив и буду там общаться. На прошлой работе нам постоянно говорили: «После "распродажи" нет ни работы, ни денег, вообще ничего». Сейчас мне кажется, что они были правы.