Тотальное одиночество, насилие и Сталин. «Дорогие товарищи!» — крик души, который услышали даже на «Оскаре»

Фильм «Дорогие товарищи!» отечественного режиссера Андрея Кончаловского, который давно уже стал своим на топовых европейских кинофестивалях (чего только стоят картины «Рай» и «Грех», срывавшие аплодисменты искушенной западной публики), вышел в самый разгар пандемии, поэтому прошел мимо массового зрителя. Зато успел получить награду Венецианского кинофестиваля, что вообще удавалось немногим российским фильмам. Затем последовали номинации на BAFTA, попадание в шорт-лист «Оскара». Super посмотрел нашумевшее творение Кончаловского еще во время онлайн-премьеры, но только сейчас решился высказать свои эмоции от одного из самых сильных и актуальных фильмов в российской истории.

Картина основана на реальной истории, произошедшей в 1962 году, когда в Новочеркасске произошел расстрел демонстрации рабочих местного завода. Очень идейный и верный идеалам коммунизма партийный работник Людмила в исполнении Юлии Высоцкой (супруги режиссера) оказывается в центре трагедии, которая коснется и ее. В этом водовороте бесчеловечности и цинизма пройдут проверку на прочность ее вера в свои убеждения, стойкость нравов и даже любовь к собственному отцу и дочери. По официальной информации, во время расстрела и в последующие несколько дней было убито несколько сотрудников электровозостроительного завода, однако по другой версии, которой, судя по всему, придерживается и Кончаловский, расстреляно было гораздо больше мирных жителей, так как некоторые из них были объявлены пропавшими без вести.

Декорации «Дорогих товарищей!» — первое, что бросается в глаза с первых же кадров. Проделанная работа восхищает и вызывает уважение: тут вам и банальная авоська с казенными консервами из партийного пайка, и более тонкие вещи вроде трюмо, причесок и носков. Но главной декорацией для первой части картины, в которой нас знакомят с главной героиней и ее семьей, служит тотальное советское одиночество. На фоне голода и социальных проблем обнажается вся суть поствоенного времени и народа, который еще верит в идеалы коммунизма, но уже догадывается, что рай на земле обтянут колючей проволокой. В этом контексте перед нами предстает советская женщина Людмила, вернее, женская особь партработника, звезда кабинетов и легенда местной номенклатуры. В открывающей картину сцене она просыпается в постели своего женатого любовника, а по совместительству начальника. Через отношения этих человека-винтика и человека-шестеренки нам дают понять: это та самая советская «баба», что и коня на скаку, и в горящую избу. Сам он не раз окликнет ее: «Бешеная!». Потому что даже для него такая резкость и конкретность в каждом движении и суждении — дерзость. И все это исключительно (и искренне) за идею. Потому что она была на войне, где есть лишь две модели поведения: верить в бога и верить в черта. Как говорится, атеистов в окопах нет. Ее алтарем становится горком, а ее святым образком — портрет Сталина, которого ей так не хватает. И в этой сильной и независимой женщине, как и в ее отце-казаке, хранящем до сих пор икону Казанской, и в ее нерадивой дочери, которой осточертел особый путь советского человека, на котором нельзя не сбить в кровь ноги, — во всех этих людях гниет настоящей русской тоской одиночество, которое каждый лечит по-своему.

Нарядной красной лентой вплетена в страшный и беспощадный сюжет советской трагедии, о которой было приказано забыть на долгие десятилетия, тема поголовного страха. На нем росло не одно поколение советских граждан: продразверстка, раскулачивание, репрессии, ГУЛАГ, пресловутые черные воронки, которые однажды приезжали и увозили родных и близких туда, откуда не возвращались — все это не сказки и стереотипы, а самое настоящее прошлое нашей страны. И настоящее нашей героини и ее семьи. Страх этот высекается всепожирающим огнем даже из самых непоколебимых людей — достаточно чиркнуть спичкой. И в картине Кончаловского до смерти боятся не только простые смертные. Горком цепенеет от ужаса, стоит загудеть аварийной сирене на заводе неподалеку, потому что товарищи понимают, что их головы полетят. Буйный и наглый секретарь обкома Басов покрывается холодным потом, когда в окна летят камни, потому что осознает, что для толпы он никто. И даже московский товарищ Микоян — легенда советского партийного аппарата — чувствует себя неуютно, потому что вновь вынужден приказать стрелять по безоружным гражданам, а затем скрывать факт расстрела, закупорив Новочеркасск наглухо до востребования и снятия грифа «секретно». Вся эта цепная реакция приводит к ужасной трагедии, в которой погибнут совершенно невиновные люди. Смерть и кровопролитие в «Дорогих товарищах!» показаны максимально гротескно, а одна из самых пугающих и завораживающих сцен происходит именно в момент, когда по рассеивающейся толпе открывается беспорядочный огонь. В самый эпицентр событий попадает Людмила, для которой происходящее знакомо еще с фронта. Поэтому, даже зажимая голыми руками огнестрельное ранение, она остается человеком-винтиком, который, скрипя и накаляясь докрасна, продолжает держать несмазанные и проржавевшие идеологические механизмы.

Конечно, были в тех событиях и живые люди, которым режиссер отводит особое место в своей картине. Генерал Плиев, который до последнего отказывался раздавать солдатам боеприпасы, — фигура историческая, но в сюжете не играет особой роли, лишь показывая бессилие даже героя войны, культовой личности, перед системой. А вот товарищ из местного КГБ, который берется вдруг помочь попавшей в беду главной героине, олицетворяет проблески человеческого, которые пробивались порой даже из самых темных уголков. По сути он является катализатором событий, которые дают возможность Людмиле наконец прозреть, пусть и всего на несколько мгновений. Перед лицом самого главного страха — потери самого дорогого, что есть в жизни. И до горечи смешно от того, что откровение это снисходит на женщину тогда, когда она глушит из горла водку. Потому что в этом хаосе все наоборот — трезвые слишком опьянены силой идеологии (или опять же запугивания), а пьяные находят вдруг силы открыть глаза. И особенно сильно здесь выглядит момент с танцами, которые проходят на главной площади Новочеркасска на следующий день после расстрела рабочих. Особое место «Дорогие товарищи!» выделяет для бессмысленности действий главной героини и, соответственно, обреченности, которой окутан город после трагедии. Она проходит через несколько стадий принятия, после чего приходит к той точке, откуда стартовала. Под давлением нового страха, страха, что все, во что она верила, окажется пустышкой, она вновь втискивается в свои первоначальные рамки представлений о мире. В этой ракушке, уютной для человека, пережившего войну, где все шли в штыковую со здравым смыслом с криком «За Сталина», она даже выдавливает из себя улыбку облегчения.

Фильм не щадит зрителя, демонстрируя рутинное отношение режима и системы к крови собственных граждан. Тела убитых сваливают в грузовик, с площади водой из шлангов смывают потерянные в суете калоши и платочки, а запекшуюся из-за жары на асфальте кровь заливают новым слоем асфальта. Эти символы вышибают из колеи, рисуя страшную, антиутопическую картину прошлого. И в этом мире есть место только товарищам и тем, кто отдает им приказы. На пламенную речь пьяной Люды кагэбэшник четко, как по уставу, отчеканивает: «Все погибшие должны быть забыты». Город, тщательно прошитый по всем швам патрулями и кордонами, засыпает, как ни в чем не бывало. И все это объясняется простой истиной: всем на всех наплевать. И по той же причине товарищ Басов, который в начале событий хамил разъяренной толпе, спустя несколько лет стал министром сельского хозяйства РСФСР. Этим же объясняется и то, что, вернувшись только что с кладбища, где женщина искала труп своей дочери, рисковавший неизвестно зачем и ради чего гэбэшник спрашивает, увидятся ли они снова. Развязка «Дорогих товарищей!» четко дает понять: никто ничего не изменит. Потому что нельзя отпить из пустого стакана, нельзя пройти по пропасти, нельзя строить на пустоте, даже если ее однажды окрестили обществом, процветающим и счастливым. И пока все живут в тотальном страхе, даже убежать отсюда не удастся. Зато можно как молитву повторять, глядя в светлое будущее, которое никогда не наступит, что «мы станем лучше».

Главное, о чем истошно кричат «Дорогие товарищи!», — это боль, которая пробивается до сих пор через десятилетия. Фантомная, но очень острая боль, которую чувствуют носители той истории, не описанной в учебниках. Конечно, для самого Кончаловского это личная трагедия и собственные переживания. И единственный персонаж, который все уже давно осознал и оттого не дергается и не суетится, — отец главной героини, это наверняка сам режиссер и все те, кто, еще вставая под гимн СССР, понимали, что их жестоко обманули, отняв веру, воспоминания и даже право на надгробную плиту с именем и фамилией, как у тех, кто погиб в Новочеркасске. И еще одна важная черта советского человека, которая передалась и многим из нас, людей, дышащих совершенно другим воздухом, — это комплекс вины. И в Людмиле, которая прошла через все мытарства, но в итоге так и не вознеслась, он заместил и здравый смысл, и даже чувства. И образовавшаяся на мгновение пустота от сгоревших в огне противоречий былых устоев и принципов заполняется в ее душе и душах тех, кто прошел сквозь этот пламень, вакуумом.

Ржавение колючей проволоки было вопросом времени, которое расставило все по местам. И теперь настал момент говорить вслух. И эту речь, несмотря на языковой барьер и разные культурные особенности, поймут везде. И может даже в американской киноакадемии, ответственной за вручение статуэток. Но все это совершенно неважно, потому что главная награда, которую уже заполучил Андрей Кончаловский, — это возможность как следует проораться.