Язычники в Гольяново: зачем москвичи поклоняются деревянным богам
В потаенных уголках Москвы стоят деревянные идолы — их немигающий взгляд сверлит окрестные леса. Истуканы тут неспроста: их возвели люди — современные язычники. Во что они верят? О чем говорят? Кто они? Редакция Super посетила чащу Лосиного Острова, чтобы узнать, что за персонажи бывают на капищах и зачем.
Мы подбираемся к языческому капищу. Оно совсем недалеко от тропок Лосиного Острова — идти туда нужно через грязь и рой комаров. Для того чтобы попасть в сам лес, достаточно взять любой трамвай от станции метро «Бульвар Рокоссовского» до Метрогородка.
Дорога туда необычная — по пути начинают попадаться языческие идолы. Некоторые выглядят кособоко и вызывают смешок. Через узкие струйки иссохших речек перекинуты ветки, местами смастерены рукодельные мостики. У случайного человека зрелище вызывает смешанные чувства: деревянные изваяния среди леса смотрятся мистически. Скрупулезно выложенные в траве валуны — тоже. Не хватает размаха: где ряженые, игра на ложках, гром и молнии Перуна?
Первый человек, которого мы встречаем на капище, — худой парень в одежде футбольного фаната и с банкой пива в руках.
— Ты че снимаешь? — пыхтит он. — Это нельзя фоткать. Ты понимаешь, что это как икона в храме?
Блюститель языческих святынь кружит над лавкой в центре капища. Слышится характерный звук: пустая банка пива летит в железное ведро, укромно припрятанное среди деревьев. Затем второй характерный звук — пшиканье новой банки, за ним — ликующее причмокивание.
— Послушай, — возвращается он после получасового разговора по телефону, — мы с тобой не с того начали. Меня зовут Егор.
На капище три пространства: изваяние богини Макоши с оградами из веток и метлы, просторная поляна со скамейкой и скворечником и, наконец, пятачок с поросшим травой лабиринтом камней. Поодаль валяются бревна, из земли выпирают ветки-загогулины. Идем к идолу Макоши: обычно у ее ног рассыпаны подношения, на деревьях висят ленты и елочные игрушки. Сегодня тут пусто.
Егор рассказывает о себе. Когда-то он работал неподалеку — на мясном комбинате, хотел узнать, из чего делается колбаса. Оказалось, что из манки и остатков старых колбас. Теперь Егор больше не ест колбасу и работает в шиномонтажке.
— Ты понимаешь, это наша истинная вера, наши предки, — говорит Егор. У него трудный возраст, как в песне МакSим: он пьет с утра уже неделю. На капище он попал так: как-то раз гулял неподалеку и встретил язычника.
— Я и не помню, что он там говорил. Но теперь я постоянно сюда прихожу зарядиться энергией предков. Я сам, вообще-то, из Воронежа, но нигде не чувствую себя дома. А здесь чувствую. Просто посидишь часик, и уже спокойно на душе. Однажды я сорвался и поехал среди ночи в Москву на попутках, чтобы попасть на капище. Еле-еле, но доехал. Людям не объяснишь, почему тебе ночью приспичило куда-то гнать.
Следуем за Егором сквозь деревья и оказываемся на другой поляне, скрытой от постороннего взгляда. Там большой и грозный идол, а перед ним клочок земли, на которую страшно ступать. Да и не нужно — все огорожено шлагбаумами из веток. На идоле руна, похожая на тот самый славянский символ. Гуглю: оказывается, это Сварожич.
У Егора были друзья, которые рассказали ему про язычество. Один умер от героина, с другим разругались — разница в ценностях. Капище Егор почитает как святыню, но ритуалы пока не практикует — симпатизирует издалека. Говорит, что ему не хватает слов, чтобы описать свои переживания: наткнуться на идолов в лесу — это как увидеть храм посреди пустоты.
— Видишь лицо идола? — Егор сдувает пену с новой банки пива. — Его из дерева пилили. Это уже большой заряд энергетический.
Мы ретируемся с поляны Сварога. Мой новый знакомый не видел большую часть безымянных идолов — тех, что на подступе к самой поляне. Обещаю их ему показать, по-братски. В пути Егор напевно бухтит себе под нос. Я прыгаю: кочка за кочкой, через ветки, прыг-прыг-прыг. Как бы не увязнуть по пояс и не разгневать духов предков пируэтами.
Мы идем туда, где, как опята, понатыканы идолы-сторожи. Возвращаемся к последнему из мостиков на пути к кладбищу: высоко на дереве высечено лицо с немигающим взглядом. Дальше по тропе — идол, опять же вырубленный в дереве. Это фигура девушки с кукольным лицом. Ее голова укутана в нарядный платок со стразами — почти Swarovski. Выглядит жутковато.
— Ты веришь в переселение душ? — озадачивает меня Егор. — Я слышал, что раньше за плохие поступки душу человека могли посадить в дерево. Тогда она ждала триста лет, пока дерево не умрет.
Позже мы говорим со жрицей языческой общины Ариной. Она рассказывает, что женский идол, у которого мы встретились, — девушка, ожидавшая возлюбленного из-за тридевяти земель. Не дождалась. Бедолага опоясана лентами, ниже ее лица на дереве высечена рука с голубем.
С капищем Макоши в Лосином Острове связана община родноверов — неоязычников, возрождающих дохристианские обряды. Община называется «Остров вятичей». Вятичи — древнерусская народность, которая жила на европейских территориях современной России. Несколько их захоронений, или курганов, есть в другом языческом уголке Москвы — Битцевском парке.
Одним из вдохновителей общины был волхв Велимир, шаман одной из других старейших общин — «Коляды вятичей». Он активно продвигал родноверие и строил капища: в том числе того, где находимся мы. Несколько раз на капище нападали вандалы: вырезали идолам лица и валили кумиров. Велимир умер, и «Коляда вятичей» перестала функционировать — это случилось пять лет назад.
Отсылка к вятичам неслучайна: современные язычники ревностно относятся к культурной преемственности, особенно если речь о дохристианских порах. Само родноверие появилось в России в 90-х годах, когда религия и философия наконец-то вздохнули свободно: больше не нужно было следовать железной линии партии.
Вообще, называть родноверие религией неправильно. Мало общего оно имеет и с карикатурными язычниками: никто не водит хороводы у статуи Перуна, скандируя «Слава роду!» В основе родноверия — мифы и предания. Это скорее кропотливая этнографическая работа с фольклором и в каком-то смысле астрономия и философия. Родноверие не объяснит мир в догмах, но откроет человеку его глубину — ту, где он обретет себя, а заодно и весь мир.
Арина считает, что вера берется из снов. В потустороннем мире гуляют образы: иногда они попадаются на глаза людям. Это похоже на архетипы Юнга — части коллективного бессознательного, общего для всех людей, но берущего начало в индивидуальной психике. Например, в культуре он выделяет архетип мудреца — в нем, согласно Юнгу, мы видим воплощение всей жизненной мудрости и зрелости. Для родноверов такие образы таятся в природе. Параллельно с миром людей живет мир духов — по одному на каждый луг, поле, реку и лес. Среди таких богов, например, Велес — небесный пастух, который творит облака по своему желанию.
Все в мире — сон, который мог бы рождать чудовищ, но родил богов. Природа в родноверии оживает, но это совсем не о том, что у дерева, например, есть душа. Природа — транслятор божественного. С ее помощью человек знакомится с сутью вещей: сквозь реки, долы и веси на него, человека, сходит мир предков. Так, Макошь — богиня плодородия, удачи и покровительница женских ремесел. Она видит грядущие судьбы и все возможные перевоплощения. Это заметно по ее прищуренному взгляду — Макошь, как бабушка у подъезда, знает все.
Лабиринт из камней рядом — путь, в котором встречаются Явь и Навь: так современные язычники, опираясь на славянские мифы, называют части души. Душа бродит по лабиринту в попытках переродиться: считается, что она проходит несколько этапов. У нее два начала: душа-птица (идеальная часть, которая живет вечно) и душа-тень (материальная, вместилище всего земного и не всегда доброго). Душой-тенью управляет Чернобог — грозный темный бог, который в славянской мифологии олицетворяет несчастье. После смерти человека власть Чернобога кончается: душа-тень отпадает, а душа-птица взмывает ввысь — туда, откуда пришла.
Арина рассказывает, что долгое время была христианкой, но потом увлеклась книгами, которые не жаловал батюшка. Среди них — много работ русских религиозных философов: Владимира Соловьева, Сергея Булгакова, Василия Розанова. Они писали о Софии (женском божественном первоначале) и плероме (божественном идеале, который служит причиной творения). Еще Розанов много писал об эротическом Логосе — такого батюшка точно бы не вынес.
Родноверие похоже на гностицизм — одну из самых ранних христианских сект. Гностики верят в божественную полноту, а спасение для них — не в раскаянии, а в просветлении. Главный инструмент познания родновера — обряд. Письменных источников, из которых можно узнать хоть что-то, по пальцам пересчитать. Обряд нужен и для другого: в нем человек отрывается от обыденности, переживая особенный опыт. Четко закрепленных дат праздников, как и инструкций к обрядам, нет. Самый ближайший — летний солнцеворот Ивана Купалы.
На этом все не кончается: кроме гуляний в обрядовые дни община часто собирается на встречи у костра. Там обсуждают все самое важное. В последний раз так было в канун Русалий — праздник в честь умерших, который отмечают в конце весны. Там речь шла о Чернобоге. Обсуждали дилемму: в природе нет добра и зла, но откуда-то оно берется в обществе? Выяснилось, что все худшее в людях, чего еще нет в природе, — дело рук пресловутого Чернобога. Идола Чернобога нет на капище, потому что многим богам идолы не нужны — они живут внутри нас.
Мы с Ариной прощаемся. Идолы остаются где-то позади: чинно охранять оставленную поляну. Я выхожу, держа в себе всех мыслимых и немыслимых богов. И бросаю последний взгляд на лес — мало ли чего ожидать от него в такое время...
