Контркультурный ренессанс: три истории о том, существует ли панк сейчас и каким он стал

На волне интереса к группе «Король и Шут» свою порцию внимания получила и панк-культура. Но ностальгией ли единой? Super связался с неформалами старой школы и выяснил, существует ли панк сегодня.

Панк в целом — это всегда про индивидуализм, нонконформизм, отрицание порядков и законов. И, что самое важное, про свободу. Первыми «панками» в 30-х годах двадцатого века были дети угольщиков: они дрались, били стекла и слушали неприличный тогда черный джаз. Их и прозвали «отбросами» — по-английски punks.

Панк как движение зародился в 1970-х годах. Это произошло под влиянием музыки The Beatles и The Rolling Stones. Люди стали исполнять гаражный рок повсеместно, их было не остановить. Панками себя впервые нарекла американская группа Ramones: коллектив проповедовал грубое рок-н-ролльное звучание, вызывающее поведение на сцене и тот самый неповторимый панковский стиль. Уже в 1975 году в Британии появились Sex Pistols: они были вульгарны, агрессивно выступали против мейнстримных групп и воспевали анархию со сцены.

В Англии набирала популярность идея противостояния бедного рабочего класса успешным белым воротничкам. Панки заявляли миру, что они не такие, как все. Неудивительно, что их привлекла анархия — утопия, в которой каждый мог стать по-настоящему свободным. Они ставили ирокезы, украшали себя булавками, не мылись и слушали пресловутый панк-рок, который был вызовом коммерческой попсе.

В России панки появились в конце 80-х годов. Но контркультурные ростки начали зреть в русском сознании задолго до этого. Можно сказать, что первым русским панком был Базаров — герой романа Тургенева «Отцы и дети», славившийся своим нигилизмом и вполне по панку отрицавший все, что тогда было так важно для русского человека: Бога, семью, любовь, государственный строй.

После перестройки благодатная почва для русского рока наконец сформировалась и извергла панков со всеми их непотребствами. Кому-то из них удалось даже дожить до сегодняшнего дня. Корреспондент Super собрал истории трех настоящих панков от мала до велика и узнал, что такое панк и возможен ли он в современных реалиях.

У меня это началось со школы. С моей фамилией Ленин все ждали от меня одного, но я был совсем другим. Как-то в Вильнюсе, когда я уже панковал, ко мне пристал полицейский. Предъявил мне за внешний вид, а я стал отпираться и доказывать, что можно ходить как хочется. Он увидел в моих документах, что я Ленин, и начал докапываться: «Ты знаешь, кем был Ленин?» Я ответил: «Конечно, знаю! Ленин — мой папа и мой дедушка». У полицейского случился сердечный приступ, а второй просто взял и ударил меня дубинкой.

Некоторые учителя постоянно говорили, что ничего хорошего из меня не выйдет. Ну я и решил: раз ничего не выйдет, стану панком — вот вам ирокез. Я тогда слушал хеви-метал и его и забрил. Приперся с ним в школу, вместо сумки взял с собой помойное ведро. И все всё поняли. Родители, конечно, долго со мной боролись. Папа насильно сбривал мне ирокез, шмотки мои выкидывали, некоторые из них резали. Но резать шмотки было бессмысленно — мне, можно сказать, только идею подавали.

Как-то меня наказали и посадили под домашний арест. Пока я сидел дома, сделал себе майку со свастикой, выварил джинсы советского производства «РО», достал через друзей военные ботинки, выбрился под ноль папиной бритвой. Когда родители это все увидели, сказали: «Хер с тобой, будь панком». В общем, добровольно сдались. А на дворе, кстати, был где-то 1986–87 год.

Потом началась перестройка, границы открыли, все хлынуло в Советский Союз. И появились депеши (фанаты Depeche Mode. — Прим. ред.), брейкдансеры, всякая разная музыка в большом количестве. Собственно, на фоне музыки все субкультурные течения и стали зарождаться. Начали складываться первые панк-тусовки: была одна из первых на «Арбатской», «Ботаническом саду» и «ВДНХ», где раньше находился «Макдональдс». Конечно, еще «Пушкинская», улица Герцена и на «Театральной» у фонтана, у памятника Марксу. Чаще, конечно, все тусили на вписках или на первых сквотах. Люто бухали, бегали туда-сюда, слушали всякое.

Я сам никогда не делал музыку, но продюсировал несколько групп в начале 90-х. Например, «Собаки Наки» или «Пурген». Первые концерты последних я как раз и организовывал. Считаю, что новый панк уже не появится. Больше, чем он есть, сыграть уже невозможно, разве что ИИ подтянется.

Панк — это всегда про образ жизни, музыку и взгляд на мир. Конечно, панки ассоциируются с анархическим движением. Анархия как политическое устройство на практике невозможна, зато сопротивление власти и обществу никто не запрещает.

В моем возрасте нам приходилось все делать самим: драться за свободу и принципы. А сейчас это стало делать легче, не надо ничего доказывать. Общество стало свободнее, народ — более изнеженным. Чтобы что-то защитить или отстоять, нужно прикладывать меньше усилий. Реальных панков мало, в основном все позеры. Панк должен быть злой, а новые панки совершенно не злые. Поэтому панк, думаю, остался уже где-то там, в памяти, и его не возродить.

Я постоянно вспоминаю момент, когда я стала панком. Это произошло, когда я пошла в первый класс. Как раз открылся «Макдональдс», и мы с мамой пошли туда после школьной линейки. Он был такой красивый, застекленный. Особенно меня впечатлили огромные панорамные стекла на Пушкинскую площадь. Пока мы сидели, кушали и смотрели в это панорамное окно, я увидела парней и девчонок с показавшимися мне крутыми прическами и одного парня с ирокезом. Я показала маме пальцем на него и сказала: «Мама, у меня будет такой же, когда я вырасту». Мама посмеялась.

Еще в моей старшей школе учился парень с длиннющим ирокезом под Егора Летова, который ходил в косухе с белым значком анархии и в черных джинсах, заправленных в берцы. Он казался мне эталоном красоты — я хотела вырасти и стать такой же, как он.

Вообще, становление меня как человека началось в 7 лет. Я отношусь к поколению MTV и в 11 лет уже вовсю интересовалась музыкой, прогуливала школу и караулила новые завозы кассет в палатку у дома. Позднее я начала искать людей с похожими вкусами.

Мои поиски увенчались успехом: в школе я познакомилась с девочкой, которая была старше меня на два класса. Она и показала мне Арбат — место, где традиционно собирались панки. Я сразу же влилась в тусовку: у меня не было проблем с общением и на улицах я чувствовала себя как рыба в воде. Можно сказать, я нашла свой дом — в родном доме меня долбали со школой. А я читала другие книги, смотрела другие фильмы и слушала другую музыку. И, конечно, плохо училась.

Панк, на мой взгляд, это не только музыка, это больше про внутреннее состояние. Это определенный индивидуализм. Было очень много ребят, которые становились панками в подростковом возрасте, а потом все бросали, превращались в попсушных обывал или гопников. Но есть и те, кто до сих пор несет в себе знамя панк-рока. Ведь ты рождаешься панком и умираешь им.

Кстати, фраза Punk's not dead («Панк жив!» — Прим. ред.) не совсем верна: многие знакомые из моей тусовки умирали, не достигнув 35 лет. Еще у меня очень много историй про драки. Самая веселая такая: мы шли по Кузнецкому мосту. Навстречу нам двигались гопники. Им очень не понравилось, что мой друг по прозвищу Зеленый громко пел песню. Они начали делать ему замечания, он в ответ послал их на ***. Гопники начали п**** его ногами. Мы, четырнадцатилетние девчонки, никак не могли вмешаться. А гопники п**** и п**** его. Тут в какой-то момент мы услышали храп — оказывается, Зеленый все это время спал. В итоге гопники очень обиделись.

Я, в принципе, с самого детства чувствовал влияние на себя панка. Мой дед, моя мама и моя тетя слушали всякий панк-рок от «Король и Шут» до The Exploited и всего такого. Получается, я чуть ли не с пеленок знаком с разными тяжеляками.

Культура панка меня всегда очень сильно привлекала. Где-то году в 2014-м, когда я еще был школьником, мои знакомые из одной панковской движухи решили организовать фестиваль с разными группами, на тот момент малоизвестными. Мне кажется, именно в тот момент я и понял, что это та самая вода, в которой я буду чувствовать себя как рыба — весело и постоянно угарно.

Я чувствую, что нахожусь на своем месте. Панк — это прямо мое: я всегда был какой-то нелюдимый и чудаковатый. То же самое можно сказать и про это явление. В общем, панк — это свобода и угар. По-моему, есть два типа людей: один побежит все раз****вать против системы, а второй возьмет от нее все, что ему нужно, и пойдет делать свой маленький рай. Я как раз из второй группы людей, пусть я сейчас и слушаю меньше панк-рока — больше блэк-метал.

Конечно же, сейчас быть панком гораздо безопаснее, чем когда меня даже не было. Тогда было больше п***еловки и с правоохранительными органами, и с представителями других субкультур. А так п*** в любое время можно получить, но мы как будто бы не будем сопротивляться. Та же гопота — это не так страшно. Сейчас мы просто ходим на концерты, слушаем музыку и продолжаем выделяться как можем. Лично я для панка ничего не сделал, я просто им называюсь. Но мне на это п***.

Цвет русского панка по имени Жабер потребовал за откровения о маргинальном психическом 5000 рублей. Как видите, интервью с ним тут нет. Эти три истории были абсолютно бесплатны, чисты и искренни. Панк был, панк трансформировался, но он жив.